Всем Хитровым рынком заправляли двое городовых — Рудников и Лохматкин. Только их пудовых кулаков действительно боялась «шпана»,
а «деловые ребята» были с обоими представителями власти
в дружбе и, вернувшись с каторги или бежав из тюрьмы, первым делом шли к ним на поклон. Тот и другой знали
в лицо всех преступников, приглядевшись к ним за четверть века своей несменяемой
службы. Да и никак
не скроешься от них: все равно свои донесут, что
в такую-то квартиру вернулся такой-то.
Об ущербе же его императорского величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю,
не токмо благовременно объявлять, но и всякими мерами отвращать и
не допущать потщуся и всякую вверенную тайность крепко хранить буду,
а предпоставленным над мною начальникам во всем, что к пользе и
службе государства касаться будет, надлежащим образом чинить послушание и все по совести своей исправлять и для своей корысти, свойства,
дружбы и вражды против
службы и присяги
не поступать; от команды и знамени, где принадлежу, хотя
в поле, обозе или гарнизоне, никогда
не отлучаться, но за оным, пока жив, следовать буду и во всем так себя вести и поступать, как честному, верному, послушному, храброму и расторопному офицеру (солдату) надлежит.
— Да, ma chère, — сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. — Вот его друг Борис произведен
в офицеры, и он из
дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет
в военную
службу, ma chère.
А уж ему место
в архиве было готово, и всё. Вот дружба-то? — сказал граф вопросительно.